Люди были более тягостными, чем животные и всякие вещи, потому что они все время менялись и хотели от меня чего-то непонятного, того, что причиняло мне боль или вызывало беспокойство. … Когда мы с отцом оставались одни, я становилась все более контактной… Только тогда, когда он (отец) был совершенно спокоен и собран, он мог обрести контакт. Он также понял, что контакт происходил на условиях девочки. Он завлекал ее и играл с ней целую вечность, и в конце концов ему удавалось на какое-то время войти в контакт с Ирис (Юханссон, 2001).
У меня общение особенно было затруднено в тех случаях, когда мои собеседники, будь это родители или учителя, смотрели на меня как на человека, нуждающегося в помощи (Н. Дилигенский, 2000).